Авторское отношение к рассматриваемой теме, осмысление отдельных ее аспектов и общая трактовка шаманисгических верований и «техник экстаза» менее всего обращены на сопоставительное или историко-этнографическое изучение материала. Исследовательский пафос в целом, вопреки заявленному в «Предисловии» рассмотрению в «контексте общей истории религий», в боль­ шей мере обусловлен стоической экзистенциальной позицией Элиаде перед угрозой утраты привычных культурных ценностей в годы войны и последую­ щих политических потрясений. В частности, этим пафосом объясняются его настойчивые попытки показать неизменность существования в недрах самой культуры некоего извечного идеала — «совершенного человека».

В структуре традиционных мировоззрений, по мысли автора, экстатичес­кие состояния суть моменты преодоления условий человеческого существова­ния в «профанной» истории, осознания священного как чувства космического Всеединства (рум. Totul — в ранних работах, ф р. Totalité), что соответствует понятию Ganzheit у Гёте. Ощущение этого «Всеединства» и охватывается вве­денным им в историю религий концептом иерофания (букв, «явление священ­ного»). Речь идет о сквозном для Мирчи Элиаде мотиве, приоткрывающем метафизические корни его понимания Истории и Космоса, пронизывающем всё его научное и литературное творчество.

Ориентированность на «перспективу общей истории религий» в свете иерофании обретает особый смысл. Он затрагивает не столько историко-эт­нографические аспекты «проблемы шаманизма», сколько мотивы этического общечеловеческого звучания. В трактате об «архаических техниках экстаза» названные мотивы звучат на фоне периферийных и «экзотических» для метафизических спекуляций верований и обычаев, которые в конечном счете вписаны в картину привычных для европейского сознания культурных «архе­типов» — мистического идеала гармонии, цельности мироздания, поисков ду­ховного совершенства и человеческих размышлений над таинством жизни и
смерти.

Полностью книгу можно прочитать здесь