Йордан Иванов-Культ Перуна у южных славян

[Солнце]

Предлагаемая брошюра воспроизводит в современной орфографии давным-давно ставшее библиографической редкостью исследование болгарского этнографа Йордана Иванова о Перуне.

Издание вводит в оборот уникальные материалы, позволяющие лучше понять смысл и сущность одного из важнейших общеславянских богов.

«Мы… лишь только рассмотрим культ Перуна у южных славян, откуда и постараемся вывести неизвестные до сих пор показания» (Й. Иванов)

[Солнце]

1. Вопрос о Перуне в славянской мифологии

Ход славянской мифологии очень интересен: чем легче обогащалась ее область, тем скорее и суживались границы этой области, пока наконец от нее не осталось чуть ли не несколько невыясненных имен.
В 18-м и в начале 19-го века, с открытием группы памятников западно-славянской старины, с опубликованием многих литературных произведений древне-русской старины, с исследованием простонародного быта славян, при том обаянии разукрашенного прошлого национальности, каковым его представляла наступившая уже романтическая эпоха, - естественным становится желание заглянуть в затаенные уголки быта славян с целью открытия каких-либо сведений о старинной религии славян.
Да притом существовала еще одна приманка об этом: греческая и римская мифологии, прелестный ореол классического прошлого, соблазняли, возбуждали патриотизм славянина, заставляли его тоже создать у себя дома свой Олимп со своими богами и богинями.

Первоначальные опыты к очертанию славянской мифологии далеко не имели научного характера. Михаил Попов высказался о своем "Кратком описании славянского баснословия" (1768), что это сочинение "сделано больше для увеселения читателей, нежели для важных исторических справок"1, а Григорий Глинка сам признавал, что только от себя делал прибавления в своем сочинении "Древняя религия славян", (Митава, 1804)2,
1. Сочинение Кайсарова "Versuch einer slavischen Mythologie in alphabetischen Ordnung", (Gottingen, 1803) как ни хорошо было встречено его современниками3, однако в нем видны ошибки тогдашней исторической бескритичности и плохое исследование памятников; те же самые недостатки заметны до сих пор у всех авторов, писавших о славянской мифологии под влиянием мифологической школы Гримма4.

Но когда было открыто, что некоторые из памятников, давших обильный материал для мифологии, были поддельными (например портрет бога Радигаста, Прильвицкие идолы, Суд Любуши, Краледворская рукопись, словарь Mater Verborum и т.д.), большая часть богов выброшена была из славянского пантеона. И особенно с тех пор как Делоншан, Бенфей и др. миграционисты5 указали на возможность устного и литературного заимствования того, что мы считали исконным; с тех пор как школа Макса Мюллера доказала, что многие из мифологических имен ничто иное как пустые слова, произошедшие от ненормальности языка - "Мифлогия - болезнь языка" - с тех пор и поколебленно было в основе здание баснословия вообще и славянского в частности.
Сначала отдельные голоса, а потом, во второй половине 19-го века, возникла уже целая школа ученых, смотревших с колебанием на достоверность славянских мифов. Увлечение ученых Гриммовской школы дошло наконец до nec plus ultra, вследствие чего и в каждом попавшемся или выдуманном словце стали видеть пра-славянское или же индийское божество, такой обратной крайностью отличались некоторые последователи миграционной школы.
Дело это дошло уже до того, что из русского, например Олимпа выброшены были почти все божества.
Кирпичников6 сберег только одно Перуна, а Шеппинг7, выбросив даже последнего, признал только Велеса, когда, напротив, все почти остальные исследователи считают его чужим, иноземным. После того и не удивительно, что г-н Б.-де-Куртенэ выразился следующими словами: "Несмотря на множество более или менее значительных трудов, посвященных славянской мифологии, можно без преувеличения сказать, что такой науки до сих пор не существует"8, или что г. Ягич, по случаю появления славянской мифологии Михаила, воскликнул: "eine slavische Myphologie!"9

Возникшее таким образом у некоторых мифологов сомнение поколебало отчасти и достоверность единственного и при том неоспоримого славянского божества - Перуна, о котором существует больше всего документов. Гримм первый указал на то, что славянское Перун происходит от готского слова fairguni, гора10. В Эдде мать Тора часто называется Fiorgyn - имя, которым именуется и сын ее, громовник Тор. Шеппинг во второй раз уже берется представить Перуна неславянским божеством, перешедшим к славянам через литовцев и латышей11.
В последнее время Рожнецкий в своей статье о Перуне и Торе 12 высказал мнение о влиянии культа норвежского Тора на культ Перуна у русских, не отрицая славянское происхождение Перуна. Подобное мнение было высказано гораздо раньше Погодиным. Французский славист Леже не отрицает Перуна у русских, однако все-таки сомневается в его существовании у западных и южных славян13. Ему неизвестен какой-либо исторический южно-славянский текст, в котором встречалось бы имя Перуна. Сомнение Леже подкреплено было одним письмом профессора Шишманова, который заявил, что нигде в болгарском фольклоре ему не встречалось имя Перуна.

При этих сомнениях с одной стороны, успевших уже отразиться и в популярных сочинениях по славянской мифологии14, при упорных утверждениях15, с другой стороны, о существовании общеславянского культа Перуна, вопрос о Перуне пока остается еще открытым. Мы не будем заниматься этим вопросом в его общеславянской цельности, а лишь только рассмотрим культ Перуна у южных славян, откуда и постараемся вывести неизвестные до сих пор показания.

[Солнце]

Полностью книгу можно прочитать здесь